Нравственная регуляция агрессивного поведения людей | Семейная психология

Крошка сын к отцу пришел
и спросила кроха:
Что такое «хорошо»?
и Что такое «плохо»?
У меня секретов нет
Слушайте, детишки,
Папы этого ответ помещаю в книжке.
В. Маяковский

Важнейшим фактором, оказывающим влияние на характер поведения, являются особенности нравственного компонента регуляции. Реализация агрессии во многом зависит от силы Сверх-Я. Здесь мы выделяем два компонента, регулирующих проявление агрессивности: «ограничивающее Сверх-Я», которое проявляется как совестливость, и «укоряющее Сверх-Я», связанное с возникновением чувства вины. Совестливость воздействует на агрессивную мотивацию до совершения поступка. П. Я. Гальперин ^[2] отмечал, что моральная оценка, производящаяся до совершения поступка, означает задержку импульсивного побуждения и, следовательно, возможность его «запрещения». Чувство вины корректирует поведение после совершения поступка и связано с ожиданием наказания за содеянное, сопровождающимся страхом и повышением тревожности. Таким образом, различие между совестливостью и чувством вины состоит в том, что первая является «внутренним», обусловленным принципом самоконтроля, а второе – «внешним», детерминированным принципом реальности, регулятором агрессии.

Делая такое заключение, мы исходили из того, что названные два компонента Сверх-Я имеют, с нашей точки зрения, различную психологическую этиологию.

Следуя психодинамической традиции, формирование Сверх-Я происходит в рамках Эдипова комплекса: отказываясь от исполнения запретных желаний, ребенок преобразует нагрузку родительских персонажей в (само) отождествление с родителями и интериоризирует запрет ^[4]. Основой этого процесса, как известно, является идентификация, таким образом есть уподобление Я чужому Я, вследствие чего первое Я в определенных отношениях ведет себя как другое, подражая ему, принимает его в известной степени в себя ^[8].

Не вызывает сомнения утверждение, что маленький ребенок аморален. У него нет внутренних тормозов против стремлений к удовольствию. Роль, которую позднее берет на себя Сверх-Я, исполняется сначала внешней силой, родительским авторитетом. Родительское влияние на ребенка основано на проявлениях знаков любви и угрозах наказания, которые доказывают ребенку утрату любви и сами по себе должны вызывать страх. Этот реальный страх, как мы увидим в дальнейшем, является предшественником более позднего страха совести. Впоследствии, когда содержание уходит вовнутрь, тогда на место родительской инстанции появляется Сверх-Я, которое точно также наблюдает за Я, руководит им и угрожает ему, как раньше это делали родители в отношении ребенка ^[8].

Отношение Сверх-Я и Я предполагают не только предписание: «будь таким (как твой родитель)», но и запрет «ты не имеешь права быть таким (как твой родитель)», «ты не можешь делать все то, что делает он, есть вещи, дозволенные лишь ему одному» ^[7].

Ориентируясь на стремления Я, Сверх-Я действует в «реалистической» манере, но как независимая инстанция («плохой» внутренний объект, «грубый голос»). По Фрейду, Сверх-Я включает в себя главным образом словесные представления (инструкции, предписания). Его содержание определяется звуковыми восприятиями, наставлениями, чтением нотаций, а его валентность – качественными характеристиками энергии, «зачерпнутой» из Оно.

Сверх-Я, отмечал З. Фрейд ^[8] берет на себя власть, работу и даже методы родительской инстанции, является не только ее приемником, но и действительно законным прямым наследником.

По сути, уже само вычленение Сверх-Я, как инстанции критической и карающей по отношению к Я внедряет в психику внутреннее чувство вины: «Чувство вины есть такое восприятие Я, которое принимает критику Сверх-Я» ^[4].

В дальнейшем вычленение чувства вины и совестливости связано с двумя схожими по механизму, но различными по значимости процессами, которые мы назвали первичной и вторичной идентификацией.

Первичная идентификация

Мы склонны думать, что чувство вины, формируясь в результате идентификации с родителями в недрах Эдипова комплекса, является, как правило, бессознательным, поскольку «эдипова» проблематика целиком принадлежит бессознательному.

Возникновение чувства вины может иметь два источника. Первый возникает из напряжения Оно и Сверх-Я и попытки Я примирить их. Точно также как энергия любви из Оно может обращаться на Я индивида, внушая ему уважение к себе, так и часть его агрессии обращается внутрь и доставляет энергию для собственного наказания.

Если поступок ребенка несовместим с поведением, усвоенным как должное в раннем детстве, именно агрессивная энергия Оно высвечивает перед ним порицающие образы родителей. Когда ребенок делает что-нибудь, чего делать не должен, возникающая при этом реакция называется «виной». И если даже ребенок не сознает этой вины, то неудовлетворенное напряжение направленной вовнутрь агрессии, возникающей от его безнравственного поведения, проявляется в виде потребности в наказании. Чувство вины и потребность в наказании означают, что образы родителей проявляют активность, угрожая Я ребенка наказанием приблизительно так же, как это делали его подлинные родители ^[1].

Вторым источником является напряжение, возникающее непосредственно между Я и Сверх-Я, когда Я «дает добро» Оно на проявление и выражение агрессивных влечений. Иными словами, это фактически конфликт между принципом реальности, то есть несоответствующими условиями среды, и позицией «укоряющего Я».

Вторичная идентификация

В процессе развития на Сверх-Я влияют также те лица, которые заместили родителей, то есть воспитатели, учителя, идеальные примеры. На них общество возложило задачу внедрить в ребенка общеобязательные этические требования и добиться необходимого для общества ограничения влечений ^[6]. Именно они создают у ребенка сознательный образ того, что хорошо и что плохо. Тем самым, формируя в Сверх-Я императив, который проявляется как совестливость. С возрастом Сверх-Я все больше отдаляется от первоначальных индивидуальностей родителей, становясь, так сказать, все более безличным ^[8].

Как правило, родители и аналогичные им авторитеты в воспитании ребенка следуют предписаниям собственного Сверх-Я. Как бы ни расходилось их Я со Сверх-Я, в воспитании ребенка они строги и взыскательны. Они забыли трудности своего собственного детства, довольны, что могут, наконец, полностью идентифицировать себя со своими родителями, которые в свое время налагали на них тяжелые ограничения. Таким образом, Сверх-Я ребенка строится собственно не по примеру родителей, а по родительскому Сверх-Я. Оно наполняется тем же содержанием, становится носителем традиции, всех тех сохранившихся во времени ценностей, которые передаются из поколения в поколение и продолжают существовать на всем жизненном пути человека через покаяние.

Возникновению чувства вины способствуют некоторые внутренние активаторы, действие которых актуализируется при минимально благоприятных социокультурных условиях. В дополнение к естественным активаторам вины каждая культура и каждый социальный институт (семья, религиозная организация и так далее), связанные с человеческой этикой и моралью, предписывают определенные стандарты поведения, обучая им детей, и тем самым формируют совестливость. Эти предписания образуют когнитивный компонент совести. Сочетание его с эмоциональным компонентом – чувством вины, образует аффективно-когнитивные структуры, обеспечивающие высокое морально-этическое развитие. Эти структуры руководят действиями, которые лежат в основе морального и этического поведения в целом.

Схожая точка зрения, как это не странно, существует и в рамках бихевиористской традиции. Возникновение и развитие совести рассматривается как результат процессов научения >^{[11] [12]}. Когда маленькие дети неоднократно награждаются за хорошие дела и наказываются за плохие, у них развивается чувство (или понятие) правильного или неправильного поведения.

Первое, на что обращается внимание, – это образец. Обучение моральным нормам происходит, в основном, через механизмы идентификации и подражания родителям или заменяющим их лицам, на которые влияет степень индивидуальной зависимости и эмоциональная привязанность к другому человеку ^[3].

Воспитание маленького ребенка любящим и оберегающим родителем развивает у него сильную зависимость. Родитель, тесно связанный с ребенком, стремиться к ограничению и исключению болезненных и травматических событий и ситуаций, приводящих к депривации или фрустрации потребностей ребенка. Наличие и доступность родителя имеют огромное значение для маленького ребенка, и наоборот, его отсутствие вызывает «тревогу зависимости» – прелюдию к развитию вины.

Воспитание ребенка и сопутствующее ему развитие способности испытывать тревогу зависимости при отсутствии родителей и образует стадию научения вине (в 4-5 летнем возрасте). Слова и действия, такие как «никогда не делай этого больше», «плохо», «как тебе не стыдно», интерпретируются ребенком как признаки удаления и отдаления и поэтому вызывают тревогу зависимости. После большого числа таких эпизодов ребенок начинает оценивать свое поведение в отсутствие родителей, а через некоторое время – заранее, избегая нарушения норм и, следовательно, испытывать тревогу зависимости, которая рассматривается как аффективный компонент вины ^[3].

Вторым очень важным моментом является модель подкрепления. Психологические (ориентированные на любовь) методы дисциплинарного воздействия обладают большей силой в тренировке чувства вины, чем физические наказания ^[14]. Однако они будут работать, лишь, если заложена основа воспитания и продолжаются аффективные взаимоотношения между родителем и ребенком.

Таким образом, в теории социального научения считается, что идентификация с добрыми и благосклонными родителями, которые используют ориентированные на любовь методы дисциплины, способствуют достижению моральной зрелости. Кроме того, доказано, что проявление любви исключительно эффективно в моральном воспитании, а физические наказания более часто применялись родителями подростков, ставших впоследствии правонарушителями.

Нашими исследованиями ^[9] определено, что различные виды нарушений поведения обнаруживаются у трех категорий детей, имеющих специфические особенности механизма нравственной регуляции. Первая – это дети, не имеющие собственных устойчивых моральных принципов, этических стандартов поведения и нравственных ограничителей агрессивного поведения. У них фактически отсутствуют внутренние регуляторы их поведения. Вторая категория – это дети, имеющие конфликтные взаимоотношения между внутренними и внешними регуляторами поведения, а именно их отличает несформированность моральных норм, но они вынуждены подчиняться требованиям окружающих. Единственным фактором, сдерживающим их агрессивность, является страх наказания (высокое чувство вины). Тем самым, для них характерен постоянный конфликт между совестливостью и чувством вины, который приводит к усилению негативных эмоциональных состояний. Третья – это дети более зрелые в нравственном плане, однако для них характерен конфликт между собственными нормами поведения и чрезмерно завышенными морально-этическими стандартами окружающих или неприемлемыми конвенциональными нормами. В связи с этим, как отсутствие внутренних моральных оценочных критериев, так и неадекватные (завышенные/заниженные) нравственному развитию ребенка требования со стороны окружающих приводят к возникновению различных видов нарушений поведения.

Таким образом, высокая предрасположенность к агрессивному поведению наблюдается у детей, особенно подросткового возраста, имеющих слабые Сверх-Я и Я. Поэтому аффект гнева, не встречая на своем пути серьезных ограничений, реализуется непосредственно в агрессивном поведении. Здесь можно согласиться с мнением М. Шеера ^[13], что возникновение гнева, заполняя все чувства субъекта, затушевывает не только значимость нормативных ценностей в саморегуляции действий, но нарушает и интеллектуальные процессы и, тем самым, сводит на нет их влияние. При этом естественно, что предпочтение будет отдаваться физической форме выражения агрессии.

В другом случае поведение регулируется сильным «укоряющим Сверх-Я», которое является для слабого Я экстераризованным представителем моральности. Поэтому мотив торможения агрессии возникает в результате простого подчинения Я более сильному Сверх-Я. Ограничение выражения агрессивности связано с ожиданием негативных последствий агрессии, страхом наказания, а после совершения поступка – чувством вины. Вероятно, именно на этом основании А. Фрейд считала, что ребенок имеет двойную мораль: одну предназначенную для мира взрослых, и другую – для себя и своих сверстников ^[6]. В рамках рассматриваемого случая могут наблюдаться различные варианты как непрямого выражения физической или вербальной агрессии, так и косвенной агрессии или активного негативизма.

Кроме того, сильное Я может протестовать против насильственной интервенции, «оккупации» ^[1] со стороны Сверх-Я. Это приводит к конфликту между собственными нормативными, чаще всего бессознательными, ценностями и значимыми конвенциональными (родительскими, семейными, общественными и другими) нормами, представленными в Я. В том случае, когда Сверх-Я доминирует, сильный мотив торможения может приводить как к подавлению агрессивного компонента и полному отказу от соответствующего поведения, так и к формированию устойчивых реакций косвенной агрессии, пассивного негативизма.

Таким образом, обобщив теоретические воззрения обеих названных психологических школ, а также данные собственных исследований, можно четко развести понятия «чувство вины» и «совестливость».

Чувством вины следует считать ощущение своей виновности, которое нельзя объяснить с позиции нарушения сознательных ценностей человека, опосредованное интериаризованным и, в большинстве, бессознательным конфликтом между ребенком и его родителями.

Чувство вины обозначает аффективное состояние, возникающее вслед за нарушением морального предписания, после совершения действия, которое субъект считает предосудительным по тем или иным причинам, или же неясное чувство собственного ничтожества, не связанное с каким-либо конкретным поступком, вызывающим раскаяние субъекта ^[4]. В связи с этим вина может возникать как от свершения или от реальных чувств, мыслей или действий, нарушающих моральные стандарты, так и от упущения, от невозможности поступить определенным образом.

На чувство вины оказывает прямое влияние степень выраженности агрессивных чувств индивида, которое он направляет на самого себя в моральном осуждении ^[5]. Чувство вины мотивирует такие реакции как раскаяние, осуждение самого себя и понижение самооценки.

Совестливость – это та система моральных ценностей человека, та его часть, которую он ощущает «голосом» моральных ценностей. Строго говоря, термин относится только к сознательным ценностям и к сознательным «тихим, слабым голосам», и его не следует путать с бессознательной частью Сверх-Я, содержащей повеления, под которыми Я индивида сознательно не подпишется и с которыми может никогда не согласиться. Высокий уровень совестливости положительно коррелирует с хорошей адаптацией в социальной среде ^[10] и может определяться по устойчивости к соблазну. Аффективную основу совестливости, на наш взгляд, составляет сигнальная тревога, которая представляет собой сторожевой механизм, предупреждающий Я о предстоящих неприятностях и надвигающейся угрозе его равновесию.

Чувство вины и совестливость могут находиться в достаточно сложных взаимоотношениях, так как сознательное, с одной стороны, и вытесненное, бессознательное – с другой, по мнению З. Фрейда, «ни в коем случае не совпадают» ^[8]. Во-вторых, элементы бессознательного и исходящие от него указания и запреты, которые происходят из прошлой жизни субъекта, могут быть в конфликте с ценностями настоящего.

Таким образом, нравственная регуляция предполагает сочетание устойчивости к искушению, подчинение самоинструкции и способности испытывать раскаяние. Устойчивость к искушению есть функция обучения поведению избегания, самоинструкция подчиняться моральным принципам – функция подражания родителям ^[3], а способность испытывать раскаяние – функция негативного подкрепления (по ассоциации со страхом наказания, либо тревогой, ожиданием возмездия в будущем). Исходя из этого, в качестве критериев эффективной нравственной регуляции, пожалуй, можно выделить следующие индикаторы:

• принятие моральных ценностей;
• усвоение чувства моральной обязанности и верности этим ценностям;
• достаточная способность к самокритике для восприятия противоречий между реальным поведением и принятыми ценностями <^[3].

Заключить статью можно перефразом слов З. Фрейда, что о механизмах моральной регуляции мы не можем рассказать читателям как хотелось бы полно, отчасти потому, что эти процессы очень запутаны. С другой стороны, мы сами не уверены, что поняли их до конца. Поэтому придется довольствоваться теми объяснениями, которые были даны в настоящей статье.

Литература

1. Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. — С-Пб., 1991. — С.
2. Гальперин П. Я. К вопросу об инстинктах человека // Вопр. психологии. — 1976, № 1. — С. 29.
3. Изард К. Эмоции человека. — М., Изд-во МГУ, 1980. — С. 252–334.
4. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. — М.: Высш. шк., 1996. — 623с.
5. Райкрофт Ч. Критический словарь психоанализа. — С-Пб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа. — 1995. — С. 56.
6. Фрейд А. Введение в технику детского психоанализа. — 1991. — 90 с.
7. Фрейд З. Я и Оно. — Тбилиси: Мерани, 1991. — С. 375.
8. Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции.
9. Фурманов И. А. Психологические основы диагностики и коррекции нарушений поведения у детей подросткового и юношеского возраста. — Минск: НИО, 1997. — 198 с.
10. Johnson R. C. et al. Resistance to temptation, quilt following yielding and psychopathalogy // Journal of Consulting and Clinical Psychology. — 1968, 32. — P. 169–175.
11. Mowrer O. H. Psychotherapy and the problem of quilt, conffesion, and expiation // Current trends in psychology. — X. — Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1960. — P. 17–26.
12. Mowrer O. H. Learning theory and behavior. — N. Y.: John, Wiley, 1969. — P. 45–63.
13. Scheier M. F. Self-awareness, self-consciousness, and angry aggression // Journal of Personality. — 1976, № 44. — P. 23–36.
14. Sears R., Maccoby E., Levin H. Patterns of Child Rearing. — Evanston, 1957. — P. 484–486.

 Напечатана в журнале «Психология». — № 3, 1999. — С. 3–14

 Фурманов И.А.

• Фурманов Игорь Александрович, психолог (Минск)

  

  • Групповая психотерапия. Психологический тренинг  ||
  • Травматический стресс (насилие, катастрофы). Острое горе  

  • Лекции, семинары, образовательные программы  

  Психологические статьи

  Автор научных статей

  → Подробнее о психологе